Публикации

Лидеры компании ArchGroup Михаил Крымов и Алексей Горяинов представляют выношенный и апробированный ими нетривиальный подход к осмыслению архитектуры памяти. Этот целеустремленный, исторически отрефлектированный поиск — еще один точный индикатор приближения грозных времен, критического порога в драматической истории человечества.

Какого волка кормить, или концепция архитектуры памяти от Arch group

Ваши последние проекты для Аушвица и Москвы объединяет тема памяти, а точнее пронзительного переживания всечеловеческой трагедии. Она очень мощно раскрыта в архитектуре и скульптуре советского времени — начиная от Бреста и Хатыни и заканчивая Ереваном. Сегодняшний день — Югославия, Ирак, Афганистан, Ливия, теперь вот Украина и тот же Ближний Восток с якобы невесть откуда возникшими новыми акторами, все это несомненные предвестники скатывания человечества к тотали-таризму-2.0 и Третьей мировой, возможно, в ее сетецентрической, или гибридной версии — приносит новые смыслы, требует актуализации взгляда на соотношение истории и современности?

А.Горяинов. Мы не можем не ощущать происходящее вокруг нас. В то же время начиная со Второй мировой войны в мире произошло постепенное остывание памяти о масштабе того ужаса, который несет война. Кстати, первоначальное доведение этой информации до сознания широких слоев населения в мире происходило непросто. Когда советские власти информировали союзников о лагерях смерти, в это никто не верил — или делал вид, что не верит. В конце концов, это стало достоянием гласности, произведя эффект разорвавшейся бомбы. Но постепенно неприятное забывается, рождается новое поколение, массовая прививка от зла перестает действовать. И история заходит на второй круг.

Год назад мы узнали, что объявлен конкурс на общественный центр в Аушвице, и решили принять 8 нем участие, так как тема природы зла в человеке нас давно интересует. Конкурс, правда, оказался не о том, и участок расположен не в том месте, где мы предполагали. Однако он подтолкнул нас к осмыслению давно наболевшей темы. В данном случае имеется в виду предупреждение зла, та самая прививка, что, конечно, не привязано только к Освенциму. Однако для нас это место грандиозной концентрации зла в одной маленькой точке земли. Именно это должно позволить достучаться до каждого человека. Тем более что, как ни печально, оно привлекает много посетителей, в том числе из праздного любопытства — печи, где умерщвлено полтора миллиона человек, выступают для некоторых своего рода аттракционом.

Мемориально-культурный центр в Освенциме

Общая идея

70-летие со дня освобождения Освенцима — это повод еще раз задуматься о тех событиях и об их значении для современного общества. Освенцим (Аушвиц) — это синоним величайшего в истории человечества зла. Произошедшее настолько чудовищно, что не укладывается в голове обычного человека. К этой дате приурочен архитектурный конкурс на концепцию мемориально-культурного центра в Освенциме. Однако конкурс нацелен больше на создание локального community center с мастерскими, аудиториями и театром, расположенного в центре города, далеко от лагеря Аушвиц 2, ставшего эпицентром событий. Такой центр, конечно, нужен городу, но, на наш взгляд, есть гораздо более важные для человечества задачи, которые должны быть решены в этом исключительном месте. Мы поняли необходимость полного переосмысления ситуации и разработали проект такого комплекса, который на самом деле необходим на этом месте.

Цель нашего проекта — абсолютно по-новому взглянуть на то, ради чего создаются подобные мемориальные комплексы и музеи. Мы хотим создать место, где будет происходить профилактическое лечение от зла, которое есть в каждом человеке, а не просто экспонирование материалов. Используемые сейчас в музеях и мемориальных центрах средства, как нам представляется, недостаточно эффективны, так как не акцентируют внимание на главном вопросе: как самый обычный человек может превратиться в палача или оказаться причастным к подобным преступлениям. Сейчас везде посетителю предлагается почувствовать себя в роли жертвы. Но жертвы не выбирают свою участь, они не виноваты в ней, тогда как палачами или пособниками зла становятся добровольно. Поэтому, посетив подобный комплекс, человек должен получить действенную прививку от зла.

То, что 75-80% людей нуждаются в такой терапии и прививке, убедительно подтверждают послевоенные научные исследования человеческого конформизма, подчинения авторитетам и склонности к жестокости. В их числе нужно сказать об эксперименте Милгрема, в котором 87,5% испытуемых «убивали» жертву, подчиняясь авторитету ученого, подавая ток до 450 вольт. В эксперименте Аша 75% испытуемых соглашались с заведомо ошибочным мнением большинства. В Стенфордском тюремном эксперименте студенты в роли охранников уже через 2 дня стали проявлять садистские наклонности благодаря своей роли. Эти эксперименты были повторены в разных странах и неопровержимо доказали универсальность результатов: 75% людей готовы выполнить самые ужасные приказы. Именно снижение этой цифры, прививка к приятию зла и подчинению ему должны стать основной миссией этого музейно-мемориального комплекса.

Концепция

Чтобы что-то изменить в людях, в их природе, надо вызвать у них сильные эмоции, заставить их пережить ситуацию, в которой оказались палачи и их жертвы. Поэтому мемориал должен быть расположен в непосредственной близости с лагерем Аушвиц 2. При этом он не должен как-либо существенно повлиять на общий вид лагеря.

Мы видим решение в размещении основной части комплекса под землей, вытянув его на 400 м вдоль главной ограды лагеря, за дорогой. Вход в комплекс расположен вблизи от главного входа на территорию лагеря.

Мы делим комплекс на две основные части:

«Путь палача» (подземная) и «Галерея памяти» (надземная).

Подземная часть — это длинный бетонный коридор с экспозицией. Цель экспозиции — показать как легко и незаметно любой человек может стать палачом или частью великого зла. Поэтому в подземную часть ведет длинный плавный спуск. В экспозиции последовательно демонстрируются этапы жизни обычных людей, которые в итоге приводят к участию в грандиозном преступлении. Сначала мы видим обычные кадры нормальной семейной жизни, обычные красивые дома с цветниками и т.п. Затем различные документы фиксируют, как человек шаг за шагом движется к финалу, не понимая того, где находится точка невозврата. В конце экспозиции мы видим уже готовых палачей и результат их деятельности. В процессе просмотра экспозиции посетитель проходит ряд простых тестов, составленных профессиональными психологами, которые не содержат прямых намеков на их суть и в результате показывают людям, насколько легко ими манипулировать и как легко их сбить с пути. Также он знакомится с известными упомянутыми выше экспериментами Милгрема, Аша. Стенфордским тюремным экспериментом.

После этого посетитель попадает в большое помещение, цель которого — показать, к чему приводит неправильный выбор, и дать представление о масштабе трагедии, произошедшей в этом лагере смерти. Это пустое помещение, в центре которого стоит стеклянный куб 6x6x6 м, полностью заполненный мобильными телефонами. Такой куб вмещает примерно 1,5 млн телефонов, что наглядно демонстрирует эту цифру. Современные телефоны выбраны для того, чтобы заставить человека почувствовать, что подобное может произойти и сейчас с любым из нас, что зло не является «пережитком прошлого». Стены этого помещения полностью покрыты зеркальным стеклом, благодаря чему отражения куба формируют бесконечное поле таких кубов, символизируя масштабы подобных преступлений в нашем мире.

Дальше посетитель поднимается по пандусу вокруг куба, расположенному за зеркальной стеной, и в процессе видит куб через зеркальное стекло. Нигде в подземной части нет естественного освещения с улицы, но, поднимаясь по пандусу, посетитель постепенно выходит на поверхность, в стеклянную галерею. Он оказывается напротив дальних бараков и может, наконец, осознать, что всё, о чем ему рассказали под землей — это страшная реальность. Следуя по галерее, он идет мимо бесконечных бараков, в которых содержались сотни тысяч реальных людей. Это галерея памяти жертв.

Здесь прямо на стекле расположены списки и фотографии тех, о ком сохранились записи, а также нарисованы бесконечные силуэты, символизирующие всех жертв. Такие силуэты, даже имея высоту всего 3 см., создадут линию длиной 22,5 км или заполнят всю плоскость стены галереи высотой 3 м и длиной 300 м. Пока посетитель идет по галерее, к нему приходит окончательное осознание произошедшего.

Обе части комплекса намеренно выполнены очень протяженными. Это, во-первых, концентрирует внимание на последовательных частях экспозиции, так как весь мемориал — это путь, по которому должен пройти человек, чтобы получить прививку против зла. Во-вторых, это соответствует всей структуре лагеря, который был, по сути, конвейером для непрерывного уничтожения людей.

Пройдя всю галерею, посетитель выходит к главным воротам лагеря, откуда он может продолжить осмотр уже непосредственно на территории.

Черный зал

Отдельно надо сказать о части, посвященной зверствам палачей. Большинство музеев стараются как можно нагляднее продемонстрировать весь ужас событий с помощью страшных кадров кино и фотохроники, запечатлевших жертв лагерей смерти. Это в корне неправильно, потому что возникающее отвращение не позволит увидеть в разлагающихся трупах таких же людей, как мы, и человек постарается избежать этого зрелища и абстрагироваться от ситуации. Но ведь наша цель не демонстрация того, во что превращаются люди после чудовищной смерти, а дать понять, что каждый попавший в лагерь человек — это такой же живой человек, такая же личность, как и тот, кто посетил мемориал. Страшно не то, как выглядят эти фотодокументы, а то, что миллионы живых людей, в первую очередь женщин, детей и стариков, были методично уничтожены на конвейере, специально для этого созданном. Поэтому мы отводим отдельное помещение для подобных фотокинодокументов, которое расположено особняком, за кубом с телефонами. На входе посетителя предупреждают о содержании экспозиции, чтобы он мог сознательно принять решение, стоит ли ее посещать. Такое решение позволит увеличить количество посетителей школьного возраста, которые сейчас не являются частыми посетителями таких комплексов по описанным выше причинам.

М.Крымов

А.Горяинов

М.Крымов. Для меня это — не про политику. Сейчас можно подумать, что наше время особо подталкивает к осмыслению данной темы, но это не так. Оно принципиально не отличается от эпохи пятидесятилетней или столетней давности. Для меня наш проект — это размышление над вопросом об источниках добра и зла в человеке.

— Прежде чем приступить к архитектурному исследованию темы рукотворного Армагеддона вы, вероятно, изучили не только отечественный опыт. За последние десятилетия в Германии и Норвегии, Америке и Израиле появился целый ряд емких высказываний на эту тему. Что созвучно, от чего отталкиваетесь?

М.К. В свое время мне довелось побывать во многих мемориальных комплексах, о каких-то из них даже писать. Однако мы отталкивались не от какого-то особого пластического или визуального решения. В основе проекта — очень четкая идея. Идея диалога памяти о жертвах и демонстрация зародыша палача в каждом посетителе. Пластика же — это лишь способ его предъявления в неких идеальных условиях — выбранный нами участок не является конкурсной площадкой, но лучше всего подходит проекту. Московские проекты так же не являются прямым продолжением чьего-то опыта, отвечая нашим давнишним ощущениям, которые уже привязаны к конкретной истории, городу и стране. И все же если говорить о сохранившихся в памяти мемориальных комплексах, это прежде всего израильский Яд-Вашем с его впечатляющим финалом — выходом к Земле обетованной. Эта ясная мысль, что жизнь продолжается, что наряду с черным всегда есть светлое. Причем эта идея явлена с помощью чисто архитектурных методов. Такой силы воздействия хотелось бы достигнуть в своих проектах.

А.Г. Когда мы начали работать над проектом в Аушвице, у нас было ощущение, что даже лучшие работы на эту тему следуют в русле неких формальных идей. Тогда как мир нуждается в ином видении. Эмоции притупляются — то, что действовало раньше, сегодня уже не действует, становится общим местом. Для нас таким вариантом нового видения стало осмысление того, как обычный человек становится палачом. Какова стандартная реакция зрителя в музее с фотографиями замученных жертв? Я ни при чем / слава Богу, это произошло не со мной / жаль погибших / все ужасы позади. Эти реакции естественны, но нет главного, нет понимания, что это сделали такие же люди, как мы, и что каждый может незаметно стать соучастником. Численность населения земли растет, ценность отдельной человеческой жизни падает, люди перестают реагировать на происходящее, тем более происходившее когда-то давно, где-то там далеко, за горизонтом. Необходимо найти точку воздействия на общество, продемонстрировать человеку, что он в своей жизни постоянно воспроизводит ‘зло, которое, в общем, ничем не отличается от того, что происходило тогда. Разве что масштабом. Заставить людей обнаружить и подавить зло в себе — вот сверхзадача проекта.

М.К. Если довести эту мысль до формулы: тема памяти представлена мемориалами, а ставить надо зеркало.

— В проекте для Аушвица смысловой и пространственный сценарий выводит к донельзя лаконичной формуле символически насыщенного минимализма. Тогда как в обоих московских проектах — в одном в большей мере, в другом в меньшей — очевидны фигуративно-реалистические и даже соцартистские (вот только вертухая на вышке не видать) мотивы. Почему так? Разная социальная, точнее — национальная адресность?

М.К. Московские проекты выполнены для другого места, отличающегося камерностью, окружением и пр. Воспроизводить идею, заложенную в первом проекте — нам показалось, не время и не место.
Вышка — это другой эксперимент психологической архитектуры: Обычные памятники являются точечным объектом, и зритель, как правило, не вступает с ними во взаимодействие. Ставя вышку в этом людном месте, мы хотели напугать зрителя — оказываясь в поле ее действия, любой человек чувствует себя как минимум некомфортно, как бы в роли заключенного.

Вышка

На наш взгляд, самый точный, узнаваемый и выразительный символ репрессий — это лагерная вышка. Все люди вокруг нее — это либо узники, либо надзиратели. Вышка, поставленная в городе, размывает границы мемориала, распространяя символическое и психологическое влияние на все вокруг. Вышка представляет собой стилизованную скульптуру высотой 15 м, покрашенную в черный цвет. Это позволит сделать ее доминантой в прилегающем пространстве. Скульптура выдвинута к Садовому кольцу, что позволяет визуально отделить ее от фасада здания в торце площади. Между вышкой и зданием формируется мемориальная площадь. Площадь представляет собой большую воронку-призму, заполненную выступающими камнями памяти. Каждый камень символизирует 10 тысяч жертв репрессий. Человек, ступающий на площадь, оказывается в непривычном, искаженном пространстве, где трудно сохранить равновесие и где сила тяжести затягивает его в центр этой воронки. Воронка окружена рядами елей с трех сторон. Большая часть елей — сохраняемые существующие, есть и новые, что позволит отгородить площадь от влияния бизнес-центра.

В темное время суток площадь за скульптурой освещается прожекторами с вышки.

М.Крымов

А.Горяинов

А.Г. Поначалу мы думали, как применить идею Освенцима, масштабировав ее к местным реалиям. Но поняли: в первом случае тема поднимается до всечеловеческого звучания, во втором же носит локальный характер — про то, как мы сами себя уничтожали. Вышка напоминает людям, что ничего не закончилось — те же персонажи перешли из прошлого в настоящее. Как и 8 случае с Аушвицем, это не только мемориал памяти жертв из прошлого, но и напоминание о том зле, которое все еще рядом, в каждом из нас.

М.К. В этих двух случаях разнится историческая подоснова. В случае с холокостом четко определено, где зло и добро, жертвы и палачи. Наша же история не отрефлексирована, злодеи прилюдно не названы и не наказаны. И вообще многие зрители окажутся по другую сторону баррикад.

А.Г. Два московских проекта — это скорее провокация, нежели исчерпывающее высказывание. Эстетически выдержанный, современный монумент памяти жертв — это идеально для гуманистической Европы, где все относительно спокойно, права человека — не пустой звук, законы работают, где, быть может, единственная проблема — не допустить Третьей мировой.

Там можно тихо и умиротворенно скорбеть о когда-то случившейся черной полосе истории. У нас это будет смотреться странно ~ как будто все правильные выводы сделаны, все правильные действия предприняты, и можно спокойно предаваться печали.

М.К. Все происходит сегодня.

— В продолжение предыдущего вопроса — в Аушвице концепция зиждется на социально-философском анатомировании темы формирования фигуры палача, в роли которого может оказаться (а кто-то типа задержанной на границе студентки философского факультета МГУ так идет к этому целеустремленно) любой из ныне живущих. Однако, как вы справедливо заметили, это мемориальный комплекс — просто драматургическое пространство позволяет. В Москве же площадка камерная — речь идет скорее о знаке: максимум объекте, скульптуре с, так сказать, благоустройством? В обоих случаях сопутствующая яма вряд ли может претендовать на освенцимовскую глубину?

М.К. В московских проектах эта яма имеет разный смысл. В варианте с вышкой — это пространство физического дискомфорта, неуверенности, неустойчивости. Это воронка, которая затягивает своих жертв. В версии с головой это просто тень, подчеркивающая скульптурность монумента.
Вообще-то, как правило, мы не делаем два проектных варианта. Потому что правильный, на самом деле, всегда один. Наличие двух версий обычно показывает неуверенность в ответе. Но здесь принципиально иная ситуация. «Вышка» — это способ вовлечения зрителя в соучастие в исторической драме. «Голова» же — это результат сотрудничества со скульптором И. Шелковским, родившимся и проведшим первые годы жизни в застенках. Несколько лет назад в своем проекте мемориала жертвам политических репрессий он предложил в открытом поле поставить несколько сваренных из металла гигантских голов, как будто закопанных по плечи в землю исполинов. Применительно к данному месту идея развилась, объединив в себе образы головы гиганта, разрушенной человеческой жизни и расстрельной стены. История оказывается пропущенной сквозь личный опыт художника. В этом варианте мы взяли на себя роль «аранжировщиков».

А.Г. Все три проекта иллюстрируют принятый нами подход к  такого рода задачам, в основе которого желание сделать зрителя соучастником того, что казалось ему просто страшной историей из далекого прошлого. В Освенциме он проходит — неожиданно для себя — путь палача. В проекте с вышкой для Москвы внезапно сам оказывается жертвой, обитателем лагеря. Задачи разные — соответственно разнится и результат.

— Есть цивилизации, которым внутренне присуща эстетизация смерти. Известно, что первое, что видел путешественник при въезде в средневековый европейский город — это виселица. Нацисты отправляли несчастных узников концлагерей в печи под музыку Вагнера и Бетховена. Кстати, это та самая цивилизация, тщащаяся сегодня выставиться — якобы вся в белом. Быть может, палач в каждом из нас — это неистребимо, это Schicksal?

М.К. Танатос и Эрос — неотъемлемые части человеческой психики. Рождение и смерть — это удел каждой особи, человека в том числе. Согласно индейской притче, в каждом человеке сидят два волка — Белый и Черный, а сильнее из них тот, которого больше кормишь. Мы — люди, и можем выбирать, какого из этих волков кормить. Но только с того момента, как мы поймем и признаем, что их два.
Напоминанием об этом экзистенциальном выборе и являются наши проекты. Если же делать вид, что проблемы не существует, то мы лишаемся возможности развивать в человеке человечность.

А.Г. Человека, как и животное, можно убить. Отличие первого от второго в том, что человек осознает загодя, что его могут убить. Животное невозможно напугать угрозой смерти, тем самым принудив к чему-то. В человеческой истории смерть — это последний аргумент, который издревле используется. Эстетизация смерти оказывается востребованной, когда миллионы посылаются на смерть во имя войны или когда людей отправляют в газовые камеры. В первом случае — это герои, во втором — вредители или расово неполноценные.
Нельзя не заметить, что музеи холокоста, демонстрирующие ужасы, работают на руку тем, кто эстетизирует смерть в своих целях. Человек запуган, он осознает, что то же самое однажды может произойти с ним или его родными, и начинает по-настоящему бояться — оказывается, мир не столь прекрасен. Он становится более внушаемым — «если не сделаешь то, что я скажу, то с тобой будет то же самое — ну ты видел в музее». Данный прием широко использовался в истории человечества.
Именно поэтому в том же Освенциме мы убираем прямые свидетельства смерти в специальную черную комнату: посетитель может туда зайти, а может ее и миновать на свой выбор. Страшно не только то, что может произойти с тобой, твоим телом, не менее страшна возможность ступить на путь палача, свыкшись с этим, чтобы жить дальше. Без труда найдя оправдание этому — с помощью известных идеологических приемов. И потом даже полюбив это занятие, обретя в этом счастье. А ведь назад пути нет.
Своим проектом мы пытаемся показать ту грань в себе, которую нельзя переступать.

— В проекте для Аушвица длинный — 800 м — коридор, внизу — подземный, лишенный естественного света, вверху — где сквозь сплошное остекление постоянным напоминанием служат вереницы лагерных бараков —  это жесткий пространственный сценарий. Вы уверены, что посетители родом из общества спектакля способны выдержать подобную экзекуцию?

М.К. У нас нет цели получить письма с выражением радости или благодарностью. Мы просто хотим сломать ставший привычным сценарий. С главной оси — прямого коридора никуда не свернешь, есть только дорога назад, Да, это горькая пилюля. Смогут ли выдержать? Люди выдерживали и более тяжкие испытания — это показано в том числе и в музейной экспозиции.

А.Г. Если человек пройдет эти 800 м и ничего не почувствует, это безнадежно. Тогда ему уже ничего не поможет. Такие тоже есть. Обычно музеи на эту тему по характеру воздействия работают как страшный аттракцион. Своего рода вспышка ужаса. В результате блокируются глубинные пласты психологии человека. Мы же пытаемся до них добраться. Наша задача — заставить человека взглянуть на самого себя. Некоторые вообще всю жизнь живут, и до этого руки не доходят. А ужасы, как известно, вызывают привыкание и рано или поздно перестают работать.

М.К. Вообще ужасы, которые сегодня показывают в кино или в новостях, сложно превзойти.

Голова

Символом жертв репрессий нам видится условный силуэт головы человека, выложенный из кирпича. В голове зияют несколько крупных отверстий. Кирпичная кладка сильно разрушена и символизирует расстрельную стену. Кирпичи в кладке — символ судеб отдельных людей, складывающихся в общую трагедию. Голова отбрасывает на площадь черную тень в виде ямы глубиной 1 м. Существующие ели сохраняются и символизируют тех, кто служил преступной системе. Голова оказывается между двух плотных сине-зеленых рядов, что создает драматический образ безысходности.

Позади площади расположен массивный объем здания банка, который становится фоном для монумента. Это значит, что сам монумент и площадь вокруг него не должны восприниматься как благоустройство перед зданием бизнес-центра. Поэтому монумент мы ставим ближе к садовому кольцу, максимально отодвинув от здания. Масштаб монумента мы делаем таким, чтобы он доминировал на площади и не был подавлен зданием.

М.Крымов

А.Горяинов

— XX век, который начался с изобретения англосаксами концлагерей, куда сгоняли буров — это нескончаемая лента больших и малых геноцидов. В монументах запечатлены ужасы планового истребления себе подобных: славян, евреев, армян, вьетнамцев, сербов… Сколько еще осталось не осмыслено — не только пластически: от Талергофа и Терезина до Кампучии, Руанды, Косова… XXI век, похоже, готовит очередной обстоятельный исторический материал. Уже есть монументы, где отнюдь не метафорически обозначены цели — снизить численность человечества до 500 млн. Вы верите, что средствами искусства можно предначертанное, «на роду написанное» — сошлюсь на четырех всадников из «Откровения Иоанна Богослова» — предотвратить?

М. К. Мы не можем знать, что нам предначертано. Человеку даны воля, душа и ум. Средствами искусства можно работать над собой. Когда настанет мое время, я буду отвечать за свою жизнь и за свои поступки. Спасать весь мир — слишком сложное и непредсказуемое занятие. Как люди, у которых есть ум и сердце, мы хотим говорить с людьми, у которых есть ум и сердце. Самая большая радость в жизни — быть услышанными и понятыми.

А.Г. Не надо забывать, что человечество — это, в действительности, часть животного мира. Оно живет по физическим законам. Этого не миновать до тех пор, пока в сознании людей не отпечатаются законы, которые регулировали бы деятельность всего социума. Есть те, кто нуждается в других ощущениях, в ином отношении к происходящему. Мы хотим дать им шанс. Наши проекты — это своего рода чистилище, социальные конденсаторы. Куда заходят разные люди и откуда выходят два типа людей: те, на кого прививка подействовала, и все остальные.

М.К. Не так давно проводился эксперимент на мышках. Конфигурация клетки делала их немножко разными — по реакциям и развитости. То есть окружение влияло на их формирование. Как писал Карл Маркс, «бытие определяет сознание».

А.Г. В то же время остается главная проблема — даже в красивом, обустроенном, чуть ли не идеальном мире гнездится абсолютное зло — внутри самих людей.

М.К. Очевидно, архитектура — это вовсе не единственное средство. Мышки даже в очень сложной клетке не вырастают в кошек. Простого рецепта, как сделать нового человека — нет. Но и не стоит задача его конструирования. Мы хотим дать повод людям подумать о себе и узнать себя немного лучше.

А.Г. Не станут же все люди на земле, скажем, художниками, хотя это было бы здорово. На такие глобальные цели никто не замахивается. Но помочь хотя бы кому-то в этом мире стать человеком — это достижимо.

М.К. Изменить мир одномоментно, одним мановением руки — об этом речь не идет. Наши проекты, мы надеемся, кормят правильного волка — и в первую очередь в нас самих.

Таун-офисы

Для торгово-офисной галереи Seasons в Москве бюро Arch Group предложило концепцию, напоминающую жилую застройку. Это решение было признано лучшим в конкурсе ОФИС+ на площадке PINWIN.ru за оригинальное раскрытие темы mixed use.

О проекте рассказывают создатели бюро Arch Group Михаил Крымов и Алексей Горяинов:

Реконструируемое здание находится на территории ЗАО НПО «ПОЛИМЕТАЛЛ» и является частью промышленного корпуса, расположенного вдоль Новоостаповской улицы (Юго-Восток Москвы). Сооружение имеет сборный железобетонный каркас и внешние ограждающие конструкции в виде навесных железобетонных панелей, витражного и оконного остекления. Мы хотим сделать не просто новый фасад, но создать небольшой кусочек современной, дружественной среды, проходя через который любой человек получит эстетическое удовольствие. Это позволит повысить ценность арендных площадей, т.к. повлияет на имидж арендаторов и будет останавливать прохожих, провоцируя их зайти в магазин или кафе.

Чтобы добиться этого эффекта, мы считаем необходимым изменить парадигму офисного здания и рассматривать его не как один большой, давящий на улицу объем, а как целую улицу из небольших «таун-офисов», каждый из которых имеет свой уникальный фасад. Каждый блок имеет вытянутые вверх пропорции. Все блоки чуть-чуть отличаются по высоте и глубине фасадов. Все это позволяет сделать уличный фронт максимально отличающимся от остальной части существующего промышленного здания. Проходя вдоль такого здания, человек будет испытывать все время новые ощущения и почувствует себя как в небольшом современном, ухоженном городке. Таким образом, мы не просто делаем новый фасад, а создаем целый архитектурный ансамбль, формируем свою особую среду.

У каждого арендатора будет ощущение, что он не часть одного большого муравейника, а сидит в своем неповторимом, симпатичном доме. Такое решение хорошо сочетается с планируемой жилой застройкой, так как выглядит более «живым» и гуманным, чем обычные офисные фасады. Такой фасад ассоциируется с новыми жилыми кварталами в Нидерландах или в Токио, где характерны подобные масштабы и пропорции в сочетании с совершенно разными фактурами фасадов.

Фасад из отдельных таун-офисов очень положительно повлияет на торговлю или кафе на первом этаже, так как создаст приятную среду с «останавливающим» эффектом. Для магазинов или кафе также очень важен эффект эксклюзивности их фасадов. Каждый фасадный блок имеет свою неповторимую текстуру, стиль и конструктивное решение. Всего используется четыре принципиальных варианта, которые затем варьируются за счет вариантов исполнения и цветовых решений. 1) Алюминиевая витражная система. 2) Витражная система в сочетании с глухими панелями. 3) Вентилируемый фасад. 4) Фасад из сетки крашеной ЦПВС и других видов металлической сетки.
Большая часть фасадов выполняется стандартной витражной алюминиевой системой.

Чтобы добиться эффекта разных фасадов, мы меняем раскладку профилей, цвет профилей, их ширину, цвет стекол и т.п. Некоторые фасады имеют структурное остекление, некоторые – накладные элементы на профили. Фасады отдельных блоков находятся в разных плоскостях и отделены друг от друга небольшими разрывами. Также все блоки отличаются по высоте, формируя неоднородный силуэт здания. Два блока из двенадцати сделаны несколько сложнее. Один имеет фасад, заглубленный относительно края перекрытия (что формирует небольшие балконы), другой имеет двойной фасад с металлической сеткой. Эти два блока помогают добиться большего разнообразия фактур
фасадов.

Интервью с руководителями Arch Group, Михаилом Крымовым и Алексеем Горяиновым, опубликовано в новом выпуске журнала Архитектурный Вестник.

Антикризисное предложение от московских архитекторов Алексея Горяинова и Михаила Крымова (бюро «Arch group») — проект трансформируемого интерьера для маленьких и очень маленьких квартир.

Бюджетно, увлекательно, индивидуально. Идея рационального использования микропространства занимает творческое воображение Алексея Горяинова и Михаила Крымова уже не первый год — именно им принадлежит первый в России проект капсульного отеля «Sleepbox Hotel Тверская», где в модулях площадью 4 м2 размещалось все, что нужно человеку для полноценного отдыха. Площади, которые архитекторы рассматривают сейчас — от Ю Д° 35 м2> ~ Для гостиничного номера как раз стандартны, но речь идет уже о постоянном жилье. Как обставить такую квартиру, чтобы поместилось все необходимое, не было ощущения тесноты и при этом не пришлось тратить неадекватные суммы на изготовление мебели под заказ? На все эти вопросы отвечает концепция «Arch group», в основу которой положена система модульности. Архитекторы предлагают облицевать все стены специальными панелями с пазами для крепления подвесной мебели, а саму мебель, а также технику и светильники выбрать из типового набора, куда входят легко комбинирующиеся между собой модули. Среди типовых «деталек» — не только привычный диван- кровать, но и антресоль-кровать и даже стол-кровать. Стол можно еще совместить с экраном для радиатора отопления, гардероб — с гладильной доской, а раковину — со стиральной машиной. Стулья здесь, разумеется, складные, скамьи откидные, а верхний свет предлагается убрать за натяжной потолок, который превращается в эффектный световой экран.

На случай, если будущие жильцы обделены креативными способностями или, скажем, времени у них так же мало, как квадратных метров, авторы концепции разработали несколько готовых решений — причем не только по компоновке модулей, но и по цветовой гамме, от веселых контрастных сочетаний (для молодежи) до сдержанной «мужской» палитры или экологичной «природной». Однако и выбрав один из типовых вариантов, хозяин квартиры вряд ли откажет себе в удовольствии подвигать шкафчики по направляющим или добавить в комплект пару деталей — полочку, например, контейнер для растений или домик для кошки (и такие модули предусмотрены программой). Потому что с набором от «Arch group» даже очень взрослый человек поневоле превратится в ребенка, получившего в свое распоряжение разнообразный, разноцветный и, главное, очень большой конструктор!

Брань вокруг Бранли

Парижские власти сопротивляются строительству амбициозного «духовного центра» Московского Патриархата в центре Парижа. Его экстравагантный дизайн разрушит архитектурный ансамбль французской столицы.

«Новая газета» уже не раз освещала споры и страсти вокруг строительства за рубежом нового центра Московского Патриархата в центре Парижа, который должен включать храм, колокольню, административные и учебные здания. 3 февраля прошлого года Российская Федерация, прибегнув к некоторым дипломатическим и финансовым манёврам, выиграла тендер на освоение участка земли на набережной Бранли. Примерно в то же время Управление делами Президента Российской Федерации взяло на себя основные обязанности по строительству, хотя центр будет использоваться Московским Патриархатом, а не государством. Участок находится в самом сердце Парижа, на территории, включённой ЮНЕСКО в Список всемирного культурного наследия. Именно поэтому и начались сложности.

Амбициозность концепции предопределила амбициозность её реализации. Совместный проект российской Arch Group (Михаил Крымов и Алексей Горяинов) и французской SADE Sarl (Мануэль Нуньес Яновский, уроженец Одессы) выиграл конкурс. Генеральным подрядчиком стала французская компания Bouygues, а заказчиком — Управление делами Президента России, хотя Управделами подчёркивало, что не откажется от частных благотворительных взносов на столь «святое дело» (пока сведений о таких взносах нет). Начало строительства было назначено на январь этого года, но этого не произошло.

Трудности у проекта начались сразу после победы в конкурсе: для начала Мануэль Нуньес Яновский сумел отстранить своих российских коллег от выгодного проекта. Парадокс в том, что, как это нередко бывает, именно они пригласили французского архитектора к участию в конкурсе, поскольку требовалась европейская лицензия. В течение года после этого французский архитектор тайно вносил изменения в победившую концепцию. И теперь, когда документы были поданы, мэрия Парижа отказалась разрешить запланированное начало строительства. Мэр Бертран Деланое заявил, что предложенный проект — это «показуха», чем, к сожалению, «новые русские» известны на Западе. А Даниэль Струве, представитель известной семьи, от лица российской эмиграции сказал, что ему стыдно за своих постсоветских соотечественников. (В интересах справедливости отметим, что член жюри князь Голицын голосовал за исходный проект.) Но Управление делами Президента отступать не собирается. Его представитель Виктор Хреков заявил, что «решение принимает префектура Парижа, которая мэрии не подчиняется. Участок — наш; мы должны что-то на нём построить. Мяч на стороне префектуры».

ПРЯМЫЕ ЦИТАТЫ

«Новая газета» попросила архитекторов Михаила КРЫМОВА и Алексея ГОРЯИНОВА прокомментировать ситуацию.

Мы считаем, что проект, который в настоящее время разрабатывает архитектор Нуньес Яновский, не соответствует основным идеям нашей концепции и что её главные качества были утрачены. Мы согласны с мэром Деланое, что сооружение не должно строиться в том виде, в каком оно сейчас представлено.

К сожалению, нас отстранили от разработки проекта. Мануэль Нуньес Яновский, которого мы пригласили к участию в конкурсе, нарушил нашу договорённость и, как только наша совместная концепция выиграла конкурс, решил разрабатывать проект самостоятельно.

Между тем проект по своей природе был довольно сложным и требовал большой работы, чтобы полностью соответствовать месту, функции и историческому моменту. И, конечно, такая дополнительная работа могла принести плоды только при участии его авторов. В результате сложная архитектура была упрощена, пропорции нарушены, основные идеи не выражены. Теперь это совершенно другой проект, который лишь номинально относится к победившей концепции.

Мы считаем, что значение проекта огромно с учётом его уникального расположения и культурной миссии. Важно, чтобы российская сторона проявляла уважение к французской культуре. Следовательно, на всех этапах подход должен быть очень серьёзным и адекватным. Хорошая современная архитектура — выражение, не слишком любимое российскими бюрократами, — должна стать руководящим принципом. Мы хотим, чтобы здание Российского культурного центра было принято международным общественным мнением. Возможно, стоит переформулировать задачу и организовать новый конкурс, широко оповестив о нём российских архитекторов. Россия должна изменить свой имидж страны, где правят только власть и деньги, и этот проект — хороший повод для таких перемен. Однако пока всё развивается по обычному сценарию.

Автор: Александр Солдатов

Блестящий старт

Российский культурно-православный центр будет в Париже. Проектирует команда, среди руководителей которой – Михаил Крымов, архитектор и главный редактор «И+Д. 100% OFFICE».

С Михаилом Крымовым мы позна­комились два года назад. Тогда никто не мог предположить, что он, вме­сте с командой единомышленни­ков, выиграет международный кон­курс на беспрецедентный для Рос­сии объект — Культурно-духовный центр на набережной Бранли, неда­леко от Эйфелевой башни. Проект московской мастерской Arch Group и французского архитектора Ману­эля Нуньеса-Яновского объявлен победителем в конце марта 2011 года. Строительство начнут в январе 2012- го, чтобы сдать объект к 2014 году.

Михаил: «О конкурсе мы узнали в последний момент: с нами связалось одно молодое парижское бюро за неделю до окончания первого тура. В итоге мы проектировали самостоя­тельно и, выиграв, с радостью при­нимали их поздравления. Конкурс был открытым, но войти в него воз­можно было только с западным пар­тнером (среди условий фигурирова­ло наличие французской лицензии и страховки). Заинтересовала задача: создание современного культурно­го комплекса в Европе. Она казалась сложной, противоречивой и мас­штабной. Мы искали, сутки напро­лет спорили с Алексеем, пока не выбрали идею покрова — решение, объединяющее культурный центр и храм, новое и традиционное. Пер­вые эскизы показали Мануэлю, с которым у нас общие друзья. Сра­зу пошла совместная интенсивная работа. Выход в финал стал возмож­ностью развить концепцию, на это появилось наконец хоть какое-то время».

О работе жюри рассказывает Андрей Боков, президент Союза архи­текторов России, академик РААСН: «Я был одним из 15 человек (8 пред­ставителей России и 7 — Франции), которые вошли в жюри. Возглав­лял его Владимир Игоревич Кожин, Управляющий делами Президента РФ (см. состав жюри на udprf.ru. —Прим. ред.). Экспертиза всех проектов была доверена Nexity, компании, ответ­ственной за организацию конкурса в целом. Ограничения и условия сфор­мулированы и строго контролировались экспертами. Все концепции, допущенные во 2-й тур, получили их заключение на соответствие тре­бованиям действующего регламента городской застройки Парижа. Кон­курс по форме был справедливым. Сам факт его проведения для России (где по-прежнему действует 94-ФЗ) принципиально важен. Первый — открытый этап, второй — для фина­листов. 400 заявок, 104 концепции (порядка 80 из Европы и только около 20 из России). Десять вышли в финал, при этом 5 из них были российскими, 5 — зарубежными (несколько всемир­но известных команд, по сведениям, не прошли во 2-й тур). Такое распре­деление, что существенно, не было специальным решением.

Финал конкурса отразил реальное состояние профессии. Он свидетель­ствует о конкурентоспособности рос­сийских архитекторов. И мнение, что российская архитектура находится в депрессии, несправедливо.

Вторичный или слабый проект для Франции неприемлем. Опыт реали­зации принципиально новаторских подходов в Париже гораздо серьез­нее, чем в Москве. После российско­го заказчика готовый проект будут основательно смотреть французы. Расположенный в сердце города, рядом с современной архитектурой Музея Бранли, этот центр для России и РПЦ — своего рода интеллектуаль­ный прорыв.

Есть мнение, что победила самая доро­гостоящая концепция. Это не правда. Опре­делить окончатель­ ную сумму на дан­ный момент не сумеет никто. Брать за аналог Музей Бранли или иное современное здание Пари­жа представляется некорректным. Стоимость зависит от материалов, технологических составляющих, их архитекторам еще предстоит выбрать, и в первую очередь — от цели, кото­рую ставит заказчик. Тут возможны два варианта. При первом строитель­ство ведется на основании жесткого бюджета. При втором важен резуль­тат, а стоимость менее существенна.

Данный проект — знаковый для русской православной церкви и для России в целом. Сегодняшнее храмо­вое строительство, осуществляемое церковью, отличает крайне консерва­тивный характер. При этом на рубеже XIX-XX веков оно велось энергично, для церкви работали выдающиеся, профессионально одаренные авто­ры — Шехтель, Щусев, Покровский, каждый активно развивал свой язык, свою систему образов. Русский центр в Париже сегодня — это первый для православной церкви пример выхо­да из изолированного состояния. Мы сможем увидеть современный храм, но оставшийся верным традиции».

Михаил: «Храм будет утопать в роскош­ном саду. Остальные функции мы объ­единили в угловом здании и полностью накрыли участок тонким покровом. Это главная формула. Если вникать в детали, то мы придумали сквозную пешеходную аллею, ведущую прямо от набережной, светящиеся медиафасады и купола… Тема гринбилдинга, столь понятная европейцам, — основа проекта. С помощью французских инженеров IOSIS Batiments мы ввели инновационные экорешения: самоо­мывающуюся кровлю со встроенны­ми фотовольтаическими панелями и с последующим использованием воды в системах отопления, ороше­ния и проч… Профессиональная зада­ча сейчас реализовать идею в постро­енном объекте, несмотря на все слож­ности реальной жизни. На этом мы и сосредоточимся».

Хай-тек + имперский размах

Каким будет Российский культурно-духовный центр в столице Франции и при чем тут бюджетные деньги.

Этой истории чуть больше года. В декабре 2009-го на встрече в Копенгагене президенты Медведев и Саркози неформально догово­рились о передаче России участка площадью 4245 кв. метров в цент­ре Парижа на набережной Бранли, недалеко от Эйфелевой башни. В феврале 2010-го состоялся офици­альный тендер, где Россия уверен­но победила Саудовскую Аравию и Канаду. После этого был объявлен конкурс на лучший проект Россий­ского культурно-духовного центра в Париже, доминантой которого должен стать храм РПЦ МП. Жюри конкурса, равно как и весь проект, возглавил лично управделами президента Владимир Кожин.

Победил проект французс­кого архитектора Мануэля Яновски и московской мас­терской Arch Group. После ряда согласительных про­цедур, в январе 2012 года, планируется начать строительство, чтобы к 2014-му парижский объект сдать.
Собственно, копья ломаются вокруг двух основных проблем, связанных с этим центром, — авангардистский стиль и не­целевое расходование бюджетных средств. Из церковной среды раздаются голоса, что авангардизм — стиль сугубо секулярный, сознательно бросающий вызов всяческим традициям, в том числе религиозным. В данном случае мы имеем дело с авангардиз­мом особого рода. В тени Эйфелевой башни парижское небо пронзят типично русские золотые купола-луковки, от оснований ко­торых начнется огромное стеклянное пок­рывало, которое закроет от неба большой кусок города. Под покрывалом, которое будет охлаждать воздух летом и согревать зимой, расположится садик в стиле Клода Моне с русскими березками и живописным озерцом.

Вот здесь самое время перейти от эс­тетической проблемы к социально-право­вой. Садик, который в проекте называется «Троицкий», обойдется российскому бюд­жету в 5 миллионов евро, стеклянное пок­рывало над ним — еще в 7. А весь комплекс российский посол во Франции Александр Орлов оценил миллионов в 30. Сдается, что это несколько заниженная цифра — ведь в проект заложены такие «эксклюзивы», как завоз из России специального белого камня, которым будут выложены стены храма, и всяких облицовочных материа­лов из уральских самоцветов. То, что эти деньги будут бюджетными, подтверждает г-н Кожин, который, впрочем, оговари­вается, что организаторы строительства охотно примут и частные пожертвования. Понятно, что отбоя от желающих сделать такие пожертвования на столь символический проект не будет, но управделами будет придирчиво отбирать самых достойных.

Хотя объект официально называется Российским культур но-духовным центром, сразу по завершении строительства он бу­дет передан в бессрочное и безвозмездное пользование Московскому патриархату. Здесь расположится Парижская духовная семинария, будут проходить разные вы­ставки и конференции. На недоумения французов — дескать, церковь отделена от государства — тот же посол Орлов отвечает: «Религия в России играет гораздо большую роль в духовной жизни людей, чем религия во Франции». Конечно, атеистической Франции далеко до православной России, где всегда росла и развивалась чистая ду­ховность, особенно сейчас.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Московские архитекторы Михаил Кры­мов и Алексей Горяинов, выигравшие конкурс на строительство культурно- духовного центра, ответили на вопро­сы «Новой газеты».

— Как вы попали на этот конкурс?

Михаил: Конкурс был открытым, но, как я
понимаю, архитекторы во Франции были ин­формированы лучше, чем в России (в Париже даже в газетах печатали приглашение к учас­тию). Вероятно, это связано с тем, что среди условий фигурировало требование иметь французскую лицензию и страховку. Так что войти в конкурс возможно было только совмест­но с западным партнером. Когда прочитали техническое задание, очень заинтересовала поставленная задача: создание современного культурного комплекса в Европе. И не просто в Париже, а в контексте мировой архитектуры, рядом с недавно построенным Жаном Нувелем Музеем Бранли, одним из самых привлека­тельных для посещения, и Эйфелевой башней, символом Франции. Задача казалась сложной, мы сутки напролет спорили с Алексеем, пока не нашли идею покрова: решение, объединяющее культурный центр и храм, — новое и традици­онное.
Первые эскизы показали Мануэлю, с кото­рым у нас общие друзья. Сразу пошла совмест­ная интенсивная работа. На первый тур мы по­дали проект, сделанный всего за одну неделю. В нем была отражена идея динамичного покрова, парящего над храмом с садом. И — оказались в десятке лучших. Выход в финал стал возмож­ностью серьезнее и внимательнее продумать, дополнить свою концепцию.

— Каноническая архитектура с тех- нопокровом из стекла напротив моста Александра III — это серьезный градо­строительный риск. Место, густонаселен­ное шедеврами, — и вдруг сугубо наци­ональное по образу русское подворье. Не будет ли это вызывать раздражение французов?

Алексей: Надо четко разделить два воп­роса: градостроительный и вопрос восприятия. Для того чтобы не навредить городу, его силу­эту, в проекте четко выдержаны две высотные отметки: максимальная отметка куполов (со­гласно парижским нормам) и высота фасада на набережной, который идет точно по линии застройки. При этом само место имеет важное градостроительное значение — это один из уг­лов, формирующих площадь Сопротивления, на которую выходит мост Альма. Этот участок — часть важнейшего пешеходного маршрута и бо­гатой архитектурной среды набережной Бранли. Здесь необходим знаковый объект, а не очеред­ное современное сооружение, объект, который соответствует месту. Важная часть нашего про­екта — сад. С градостроительной точки зрения — это логичное решение. Неподалеку находится живописный парк Музея Бранли, отгороженный стеклом со стороны реки. Спокойный край ново­го стеклянного покрова формирует и дополняет силуэт застройки набережной. Стеклянная стена с садом не спорит с классической архитектурой, а только подчеркивает ее.

Теперь о реакции людей на проект. Православная храмовая архитектура не имеет такой современной истории, как католическая или протестантская, поэтому требования к пра­вославному храму более консервативные, и это было частью конкурсного задания. Многие обеспокоены именно появлением церкви с зо­лотыми куполами в сердце Парижа, а вопросы архитектуры отходят на второй план и всерьез не обсуждаются. Мы, понимая неизбежность этой ситуации, поставили себе цель в первую очередь сделать большой, цельный современный объем, а храм интегрировать в него. И так решить про­тиворечивую задачу конкурса.

— Нуждается ли проект в обсуждении французской общественности и утверж­дении французскими властями?

М.: Все проекты-финалисты прошли пред­варительную экспертизу приглашенными организаторами конкурса экспертами, и эта информация была представлена в жюри перед голосованием. Публикации во французской прессе вполне благожелательны.

— Знали ли вы, когда работали над проектом, что вокруг него кипят поли­тические страсти?

М.: У России будет культурно-православный центр в самом центре Европы. Церковь выбрала прогрессивный проект и одобрила его. Это же отлично! Задача архитектора, как я ее пони­маю, — это, несмотря на все сложности реальной жизни, придумать интересную, насущную идею и реализовать ее в построенном объекте. Так что задача абсолютно ясна: сделать хорошую архитектуру, которой можно будет гордиться. На этом мы и сосредоточимся.

— Не сменилась ли радость победы на чувство страха перед грандиозностью задачи, если учесть, что это, по сути, пер­вый опыт такого строительства?

М.: Мы действительно очень рады победе, тем более что она для нас совершенно неожи­данная. Конечно, волнуюсь, но это не страх, а предвкушение. Еще многое хочется улучшить, проверить, доработать. И хочется как можно скорее этим заняться.

МИССИЯ ВЫПОЛНИМА

КАК ПРЕВРАТИТЬ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ ОБЪЕКТ В ПРОИЗВЕДЕНИЕ ДИЗАЙНЕРСКОГО ИСКУССТВА.
ЕЛЕНА ГРАБАРЬ.

Архитектурное бюро Тимура Башкаева вот уже 10 лет проектирует диспетчерские центры для энергетических, телекоммуникационных и транспортных компаний. Подобные проекты требуют особенно тщательной проработки деталей и досконального знания технологических особенностей объекта. Ведь от того, насколько удобным и функциональным будет рабочее место диспетчера, зависит его реакция в экстренный момент, когда за считанные доли секунд надо предотвратить аварийную ситуацию.

Мастерская проектировала диспетчерские центры в Пятигорске, Самаре, Петербурге и Москве. Каждый раз в проекте учитываются все требования для оптимальной работы диспетчеров. Так как люди работают круглосуточно, важна каждая деталь: угол падения света и его интенсивность, эргономика, климатические условия, перепады температур, посадка и угол зрения, режим работы и отдыха. В каждом новом проекте архитекторы стараются применить новаторские высокотехнологичные разработки, улучшающие условия работы людей. За 10 лет можно проследить эволюцию в дизайне и оснащении диспетчерских.  Дизайнерские разработки позволяют сделать диспетчерские центры по-настоящему престижной и комфортной средой для столь важной и ответственной работы.

В 2005 году в Петербурге была спроектирована уникальная видеостена (на которую проецируется вся электрическая схема) из 21 видеокуба, размером 12×3 м. Видеостену поставили на две опоры, и получилось подобие гигантского телевизора, что впервые превратило технологическое оборудование в объект дизайна. Также были разработаны подвесные звукопоглощающие конструкции для создания комфортной акустической среды.

Центр тренажерной подготовки персонала компании «Системный оператор ЕЭС», входящей в структуру РАО ЕЭС в Москве, представляет собой учебный центр для диспетчеров и одновременно резервный диспетчерский пункт, который в случае выхода из строя основного полностью заменяет его.

Реконструкция коснулась и оборудования, и дизайна. В этом строгом технологичном интерьере использованы кориан, закаленное стекло и металл. Специально для этого объекта был разработан стол в виде буквы П, состоящий из двух частей, расположенных на разных уровнях: стеклянная часть— для мониторов, часть из кориана—рабочий стол. Центр управления тренировками заключен в отдельный объем из стекла, расположенный на подиуме и не доходящий до потолка зала. На потолке над диспетчерскими столами спроектирован эффектный светящийся параллелепипед из матового пластика с люминесцентными лампами внутри.

А для диспечеров Северной ТЭЦ-27 были разработаны уникальные двухуровневые столы из кориана и применен способ расстановки мониторов в два ряда по высоте, по четыре в каждом. Так как в помещение совсем не поступал дневной свет, архитекторы придумали двухслойную перегородку из перфорированного композитного материала—алюкобонда—и матового стекла, через которую дневной свет проникает в диспетчерский зал. В эту перегородку и были вмонтированы видеокубы. Наблюдательный пункт заключен в объем из гнутого стекла.

В диспетчерском зале центра управления сетями ОАО «МОЭСК» в Москве огромная видеостена из 36 кубов и большой зал в два этажа позволили архитекторам спроектировать идеальную, с их точки зрения, диспетчерскую, в которой пункт наблюдения и кризисный центр заключены в стеклянную капсулу, подвешенную на тросах под потолком. Таким образом, наблюдателям обеспечен максимальный обзор диспетчерской. Центр зала занимает ультрасовременный двухуровневый подиум с рабочими столами диспетчеров, создающий максимально комфортные условия для обзора огромной видеостены. Позади подиума располагаются помещения зоны отдыха диспетчеров

ОФИС ДЛЯ ДИСПЕТЧЕРА.

НЕТРИВИАЛЬНЫЙ ОБЩЕСТВЕННЫЙ ИНТЕРЬЕР ЗАНЯЛ ПЕРВОЕ МЕСТО

В конце марта состоялась церемония награждения победителей XI фестиваля «Под крышей дома». В номинации «Лучший общественный интерьер» победил реализованный проект реконструкции Центра управления сетями «МОЭСК» («Архитектурное бюро Т. Башкаева» и Arch Group). Главное помещение с эффектным объемом — диспетчерский зал. На площади 320 кв. м были созданы двухуровневый подиум из кориана с рабочими местами для шести диспетчеров и огромная видеопроекционная стена. Она состоит из 36 видеокубов Вагсо и отображает информацию о состоянии энергообъектов. Остальное пространство оформлено лаконично. Такое решение и темный наливной пол подчеркнули динамичную форму белоснежного подиума.

1. Арх. Тимур Башкаев, «Архитектурное бюро Тимура Башкаева».

2,3. Арх. Алексей Горяинов и Михаил Крымов. Arch Group.

4,5,6. Диспетчерский зал ОАО «МОЭСК».

Отделка стен: перфорированный BILDEX. Помещение освещено люминесцентными светильниками (за транслюцентным натяжным потолком). На рабочие места направлены мощные прожекторы.